Моя участь незавидна с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предпологали - и они родились. Я была скромна - меня обвиняли в лукавстве: я стала скрытна. Я глубоко чувствовала добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стала злопамятна;  я была угрюма,- другие дети веселы и болтливы; я чувствовала себя выше их,- меня ставили ниже. Я сделалась завистливой. Я была готова любить весь мир,- меня никто не понял: и я выучилась ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собой и обществом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронила в глубине сердца: они там и умерли. Я говорила правду - мне не верили: я начала обманывать; я стала искусна в науке жизни и видела, что другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так упорно добивалась. И тогда в груди моей родилось отчаяние - не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезной и добродушной улыбкой. Я сделалась нравственной калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, тогда как другая шевелилась и жила.
А что теперь?